Объясняя религию - Страница 108

108

Одной доктрины мало

Более прямой вопрос, наверное, трудно себе представить. Какого вы вероисповедания? Многие с готовностью назовут свое – скажут, что принадлежат к приверженцам религии с той или иной доктриной. Люди относят себя к джайнам, протестантам, буддистам и обычно могут объяснить различие между верами постулатами из доктрины: например, что усопшие возвратятся и покажут нам истинный путь к спасению; что единому богу ведомо каждое наше действие; что никакое живое существо, даже самое мелкое, уничтожать нельзя; что боги могут защитить от болезней и бед и т. д. Пока все просто.

Однако этот вопрос не так уж «естествен», поскольку многие в мире его попросту не поймут. Вот иллюстрация. У представителей филиппинского народа буид приверженность религии выражается в основном в общении и взаимодействии с дружественными духами с целью заручиться их помощью в борьбе с другими духами, опасными. Для этого требуется посредничество. Несколько раз в неделю люди собираются вместе и начинают петь, привлекая своего лаи – личного духа. В какой-то момент они чувствуют, что лаи уже на подходе, скачет к ним по горным вершинам. Каждый из поющих взбирается на спину своего сверхъестественного друга, и вместе они взмывают над горами и деревней, окруженной роем злых духов. Лаи отлично умеют прогонять этих непрошеных гостей. Освоить нужные песни под силу большинству представителей буид, оседлать духа тоже несложно, просто нужно потренироваться. Однако в этом деле, как и в других, есть свои виртуозы, что очень важно в случае болезни или смерти, когда люди чувствуют, что злых духов особенно много и требуется усиленный сеанс. В таких случаях из соседних селений зовут прославленных певцов, чтобы те помогли выдворить злоумышленников.

В отличие от того, что мы наблюдаем в христианстве, исламе или буддизме, у буид нет последовательной доктрины сверхъестественных сущностей. Само собой разумеется, что лаи обладают сверхъестественными качествами – невидимостью и способностью летать над горами, – однако никакой усвоенной теории о том, каковы эти сущности, что они делают, где обитают, нет. У буид есть понятие проводника, но нет концепции «религии», охватывающей все понятия, нормы и действия, связанные со сверхъестественными силами. Нет официальной школы или прослойки религиозных деятелей. Петь и привлекать дружественных духов может любой. И наконец, буид не считают практику вызывания духов приобщением к кругу единоверцев. Есть у других людей в мире личные духи или нет, как эти люди их воспринимают, буид не особенно интересуются.

Приверженность религии не обязательно предполагает наличие определенной доктрины. Особенности, которые нам кажутся естественными и само собой разумеющимися, сложились в ходе особых исторических событий. В некоторых исторических условиях богословы собираются в институционализированные объединения (церкви, касты и т. п.) и распространяют конкретизированное представление о своей функции. И тогда всем становится ясно, что, во-первых, существует некая «религия» как отдельная область понятий и действий; во-вторых, «религии» бывают разные, то есть исповедовать их можно по-разному, но одно исповедание более достойно; и в-третьих, быть приверженцем определенной религии – значит присоединиться к социальной группе, что приводит к возникновению сообщества верующих и разделяет «нас» и «их».

Нескольких доктрин слишком много

Жертвоприношения местным духам или предкам, участие в общих обрядах должно по идее укреплять осознание принадлежности к группе, что в свою очередь способствует сплочению и сотрудничеству. Но так ли это на самом деле? И снова не следует путать официальные нормы с действительностью. Связь между верой в одних и тех же богов и общностью может быть скорее декларацией того, как должно быть, а не описанием происходящего.

Разницу между нормой и действительностью хорошо иллюстрируют религиозные концепции и практики на Яве. Здесь совмещается несколько религиозных традиций. Во-первых, многие, особенно в сельской местности, исповедуют разнообразные культы предков, которые люди со стороны называют абанган. Во-вторых, в регионе уже не первое столетие присутствует сильное мусульманское влияние – настолько сильное, что большинство населения считает себя мусульманами. Мусульманские школы и институты шире представлены в городах и непосредственное воздействие оказывают больше на торговцев и горожан, чем на крестьян, однако ислам остается религией большинства. Кроме того, многие яванцы причисляют себя к индуистам, посещают соответствующие церемонии и молятся в индуистских храмах. И наконец, некоторые мистические «яванские» культы являют собой осовремененную версию традиционных деревенских представлений, хотя, возможно, несут на себе отпечаток суфизма. В условиях этой сложной смеси верований одни индонезийцы воспринимают мистические яванские культы как подлинную, но эксцентричную разновидность ислама, другие видят огромную разницу между местными, яванскими элементами и чужеродным (мусульманским или индуистским) влиянием.

Люди, по крайней мере официально, принадлежат к одной из групп, определяемых этими доктринами. Говорю «официально», потому что, как отмечает антрополог Эндрю Битти, деление на мусульман, последователей культов и индусов у большинства людей в какой-то степени внутреннее. То есть мировоззрения и нормативные идеалы, отождествляемые с этими разными традициями, – это инструменты, которые человек комбинирует гораздо свободнее, чем подсказывает картина вероисповедания. Мусульмане посещают индуистские обряды и считают индуистские храмы священными. Самопровозглашенные индуисты включают в свои обряды отсылки к мусульманским святым и культу предков. В деревне, где проводил исследования Битти, около одной пятой взрослых жителей (как мусульман, так и индуистов) принадлежали также к мистической яванской секте Сангкан Паран, которую не считали религией, поскольку она занималась не столько абстрактной теологией иного мира, сколько благополучием и достатком при жизни.

108