Неудивительно, что души мертвых, их тени и призраки – самый распространенный вид сверхъестественных сущностей во всем мире. Эта формула (восприятие умерших нашими системами логического вывода = сверхъестественная сущность) – простейший, а значит, наиболее успешный способ передачи концепции сверхъестественного субъекта. Конечно, во многих местностях к этой простой формуле добавляются более сложные представления о других сущностях – богах или духах, не бывших когда-то людьми. Однако замена «базового» уравнения в таких усложненных версиях происходит очень редко.
В некоторых случаях представления о мертвых ассоциируются с понятиями сверхъестественного особым образом – как в доктринах «спасения души», которые кажутся такими близкими христианам, иудеям и мусульманам и в какой-то степени соотносятся с концепциями индусов или буддистов. Это ни в коем случае не универсальная особенность религиозных представлений о смерти, а скорее специфическая идеология, сочетающая определенное понятие о «душе», обладающей личными характеристиками, особую «судьбу» этой души, систему зависимости этой судьбы от нравственного облика и сложную картину влияния прошлых поступков человека на происходящее с душой в дальнейшем. Все это наблюдается лишь в некоторых областях мира, в основном под воздействием определенных письменных теологических доктрин – к этому мы еще вернемся в одной из следующих глав. Но что есть, то есть: это лишь одна идеология из многих, получающих высокую когнитивную значимость благодаря вовлечению эмоций и представлений, которые обычно возникают у нас в присутствии мертвых.
Особенности умерших придают некоторым понятиям сверхъестественного релевантность по причинам, довольно далеким от потребности в утешении. Так что, возможно, религия ведает не столько смертью, сколько мертвым телом. Разумеется, мертвые – это не единственный доступный источник интуитивных представлений о могущественных субъектах, владеющих стратегической информацией и способных на противоестественное физическое присутствие. Однако они порождают богатый урожай таких интуитивных представлений в силу особой организации нашей психике и, увы, нескончаемого потока этих реально существующих, но противоестественных объектов.
В назначенный день сельчане собираются возле усыпальницы Байюта Сели, давно почившего героя, а ныне могущественного духа и тигра-оборотня. Время от времени он является своим почитателям в виде гигантской и грозной головы тигра. Другие видели его в обличье собаки. Говорят, когда никто не видит, он ходит на задних лапах. В усыпальнице есть несколько реликвий – наконечник копья, браслеты, медные пластинки с едва различимыми надписями и бронзовый бокал без ножки. Хранитель берет их с полки, где они лежат, завернутые в белую ткань, и передает помощникам, которые осторожно разворачивают сверток и кладут реликвии на подушку. Вокруг них собираются другие участники действа. Хранитель начинает чистить каждую из реликвий, начав с того, что натирает разрезанным лаймом наконечник копья, посыпает его рисовой шелухой, затем трет острие бамбуковыми опилками. Процедура повторяется три раза, после чего реликвия передается остальным участникам, и каждый, точно так же почистив наконечник, передает его дальше по кругу – против часовой стрелки (тот, кому вздумается передать его в обратном направлении, скорее всего, умрет). Затем по очереди обрабатываются остальные реликвии, и каждый из участников прикладывает их ко лбу во время молитвы. После этого реликвии отдают женщинам, чтобы и они получили свою долю благословения и защиты. В завершение хранитель укладывает все предметы в ларец до следующей очистительной церемонии, которая состоится через год.
Поклонники богини Чанди приводят к ее храму козла, чтобы тот прошел очищение. Жрец поливает его освященной водой, вознося молитвы богине, затем преподносит ему цветы, благовония, воду и рис, склоняется перед ним и шепчет ему на ухо молитвы, обещая, что вскоре его душа будет освобождена. После этого жрец молится особому мечу, содержащему божественную силу. Другой участник действа поднимает меч и одним ударом отрубает животному голову, которую затем несут на алтарь и жертвуют богине. Тот, кто привел козла, забирает остатки с собой, чтобы разделить за трапезой с друзьями и родственниками.
Сельчане собираются на официальное посвящение нового шамана. Пока длится серия танцев, возглавляемых старшими шаманами, новичка водят туда-сюда между низким столбиком, установленным в одном из домов, и высоким в центре деревни. Затем шаману велят «играть» – бороться с бараном, пытаясь разжать ему челюсти и укусить язык. Сельчане наблюдают, пока в общую кутерьму не вмешивается еще один участник церемонии, который отрубает барану голову, вскрывает грудную клетку и протягивает новоиспеченному шаману еще пульсирующее сердце. Шаман с завязанными глазами кладет сердце в рот и влезает на верхушку столба, откуда его попытаются скинуть зловредные колдуны. Забирающийся следом помощник снимает повязку с его глаз. Теперь шаман официально признан достаточно сильным, чтобы отражать козни колдунов и злых духов.
Кандидатам на инициацию – подросткам, которые станут полноценными мужчинами после года испытаний в уединенном месте за пределами деревни, – сообщается, что во время предстоящего обряда их ждет неминуемая смерть. Им советуют не сопротивляться, когда придет их черед, потому что иначе они могут погибнуть по-настоящему. Их отводят к большому пруду, где взрослые удерживают их под водой, не давая глотнуть воздуха. Женщины, собравшись в отдалении, пытаются разглядеть происходящее за спинами мужчин, скрывающих кандидатов. Затем появляется «убийца», который касается небольшим клинком мальчишеских животов. Удалившись, он возвращается с длинным копьем и на этот раз пронзает каждого кандидата насквозь (по крайней мере, так кажется издалека). Мальчиков, считающихся теперь умершими, старшие уносят на плечах в лагерь инициации, где они пробудут год.